Иногда, чтобы выиграть, нужно проиграть. «Можно проиграть сражение, но надо стремиться выиграть войну Макиавелли нужно проиграть бой чтобы выиграть войну

«Самое главное для бойца - это умение вовремя преодолеть страх, не дать ему тебя схватить, зажать в тиски. Чтобы ты понял: да, это страшно, да, это, может быть, последний миг твоей жизни, но он должен быть таким мощным, таким ярким, таким красивым…»

Слова эти сказаны не опытным бойцом и не генералом, а священником, который знает, что такое война и команда «В атаку!» совсем не понаслышке. Протоиерей Андрей Немыкин - настоятель храма святых равноапостольных Константина и Елены г. Новочеркасска, руководитель отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями Ростовской-на-Дону епархии. Батюшка на первый взгляд ничем не отличается от других священнослужителей: ряса, священнический крест и очки. Однако в особые дни отец Андрей надевает ордена и медали, полученные им за участие в боевых действиях во время Чеченской кампании. Он - первый священник в Ростовской области, кто отважился отправиться в «горячие точки», чтобы поддержать наших воинов на поле битвы.

На войне как на войне

- Отец Андрей, как вы впервые оказались в месте вооруженного конфликта?

Меня «позвал» мой покойный друг Георгий Писарев - офицер пресс-службы Северокавказского округа внутренних войск. Когда началась вторая Чеченская кампания, были опять большие потери, он мне сказал: «Бойцы спрашивают: а почему наши батюшки не приезжают? Нам тут тяжело, хоть бы поддержали, помолились тут за нас, с нами…» Я подумал: а почему бы и нет, если раньше было духовенство полковое? И мы решились на такую авантюру. Ну, реально, конечно, в боевых действиях только я - ума хватило - принимал участие…

- Как именно?

Ой, по-всякому. В том числе и с автоматом в руках. Владыка Пантелеимон, тогдашний наш епархиальный архиерей, когда услышал мой рассказ об обстановке, махнул рукой, сказал: «Смотри сам. Но учти: если сам кого-нибудь убьешь, будешь запрещен в священнослужении».

По милости Божией никого не убил и уже более 20 лет несу свое служение Богу и людям.

- А как вы пришли к вере, к мысли избрать священничество? Кто оказал на вас особое влияние?

Если бы мне 25 лет назад, когда я был студентом Новочеркасского политехнического института, сказали, что я стану священником, я бы очень удивился. Веры тогда у меня не было, но мне было интересно: все-таки нам говорили одно, а вокруг себя я видел другое. Нам говорили, что религия - это удел, как сейчас принято говорить, маргиналов, людей заблудших, но я, когда уже стал немножко приходить в «меру возраста совершенна», стал наблюдать, что в храм ходят не только старухи и старики. Да и те старики, с которыми я начал общаться, просто потрясли меня: люди были опытные, прошедшие , их нельзя было назвать невежественными, забитыми, задавленными… И эти стереотипы, которые создавали у нас в головах, стали постепенно рушиться.

Потом была встреча с отцом Модестом (Потаповым), сейчас уже покойным, - человеком, который обладал настоящим даром любви к людям. Именно он благословил стать священником.

- Итак, вы приехали в воюющую армию. Сложно было находить контакт с бойцами?

Надо с бойцами жить одной жизнью: они подвергаются риску - тоже подвергаться риску, идут в атаку - с ними идти в атаку

Когда я там оказался, то увидел, что в принципе и делать-то ничего особо не надо. Надо просто быть с ребятами, жить с ними одной жизнью. И если они подвергаются риску - тоже подвергаться риску. Если они идут в атаку - с ними идти в атаку. Если они отступают - с ними отступать. То есть, как говорил апостол Павел, « , со смеющимися смейтесь». Вот так и я старался поступать.

Конечно, в моменты, когда можно было поговорить, беседовали по душам. Сначала долго ребята привыкали, потому что им это было тоже в диковинку.

- Вы носили священнические одежды или военную форму?

Рясу я снял буквально на второй день. Первый день я еще в ней покрасовался, а потом ко мне подошел разведчик один и говорит: «Святой отец, мы, конечно, не против этих ваших всех нарядов, но знайте, что, во-первых, вы хорошая мишень: тут ребята сидят на пригорке, всё пасут, а мы на равнине - в любой момент пуля прилетит. А во-вторых, мало того, еще кого-нибудь рядом с вами ухлопают. Давайте вам чего-нибудь подберем из одежки…» «Ну, давайте», - говорю.

А когда находился уже непосредственно в лагере, на территории, освобожденной от боевиков, там надевал подрясник.

Известно, что среди наших бойцов, задействованных в Чеченской кампании, были не только русские, но и татары, башкиры - то есть мусульмане. Как складывались отношения с ними?

Ребят-мусульман было много. Подходили тоже, разговаривали, но никаких споров у нас не возникало, не до того было, а говорили просто о жизни. Они такие же живые, такие же люди, так же переживают, так же любят, так же страдают.

Никогда не забуду, как однажды приехала мать погибшего лейтенанта Яфарова Джафяса, Героя России. А я в тот трагический день как раз был с ним в бою, он погиб метрах в 150 от нашей группы. Она подошла ко мне и говорит: «Я хоть и мусульманка, но очень благодарна за то, что вы храните память о наших детях-мусульманах. Огромное вам материнское спасибо от всех».

«Страх - это естественное человеческое чувство»

- Отец Андрей, скажите, не мучило ли чувство ?

Да мне и до сих пор бывает страшно. Но там забываешь. А вот ехать туда бывает страшно, честно говоря. Едешь - всегда думаешь: ну куда меня несет? зачем мне это надо? Уже и возраст, и внучка уже родилась… А с другой стороны, пока жив, пока руки-ноги есть, пока можешь благовествовать - благовествуй.

Подходят мальчишки, которых ты даже не знаешь, а они видели фотографии, например, слышали рассказы и спрашивают: «Батюшка, а вы с нами поедете? Мы в командировку в первый раз…» «Ну, поеду, конечно», - говорю. Еду, а они ко мне подходят в эшелоне, в поезде, задают вопросы. Стараюсь их приободрить, внушить ту веру, которая помогает, как говорится, и горы переставлять.

- Когда из первой командировки вернулись домой, чувствовали какую-то перемену в себе?

Самая тяжелая мысль, которая сверлила: чтобы не постыдно умереть

Нет, в первый раз нет. Эйфория была: всё так прошло гладко, спокойно. А вот вторая командировка… Там реально потрепало: бои в Комсомольском, на исходе моей командировки контузия была, другие неприятности… Хотя как «неприятности» - слава Богу, живой, чего бубнить. Вот тогда в какой-то момент мне стало уже всё равно: убьют меня, не убьют. Была только одна мысль - в плен не попасть. Было ощущение такое: не вернусь. Подумал-подумал: ну, хороший, наверно, день для смерти. А может, и не очень хороший… Самая, наверное, тяжелая мысль, которая сверлила: чтобы не постыдно умереть. Мы же молимся во время богослужения о «кончине мирной, непостыдной и добром ответе на Страшнем Cудилище Христове». И вот я думаю: Господи, а что ж я скажу-то? Кого-то я привел к Богу, а кого-то вдруг соблазнил или отвратил? Вот это было страшно - что ты можешь погибнуть, а своего предназначения до конца не выполнил.

А страх - это естественное человеческое чувство. Никуда от него не денешься. Страшно было летать на вертолетах, и до сих пор страшно. Страшно на броне ездить - потому что в любой момент подрыв или обстрел, а ты сидишь, как воробей на ветке, всем пулям открытый. Страшна даже не смерть - это мгновение, - а вот покалечат руку или ногу, или обе руки, обе ноги… Сколько я в госпитале ребят с оторванными руками, ногами, крестил, исповедовал и причащал… Вот это самое было тяжкое, когда я понял, что нервы у меня никуда уже. После этого я стал понимать людей, которые слетали с катушек после таких командировок. Уходили в запой или еще более экстремальные выходы искали… Я понял, что мой долг - и им помогать в какой-то мере.

- Как им можно помочь?

Если Бог не уврачует твои раны, то никто не уврачует - ни психолог военный, ни психиатр

Я понял, что если у человека слабая вера, то, конечно, он может сломаться и, чаще всего, ломается. Только вера, надежда и любовь - вера в Бога, надежда на лучшее, любовь к ближним своим, ради которых ты всё это делаешь, трудишься, - помогают тебе всё это преодолеть. Только с Божией помощью преодолеть это можно, не своими слабыми силами - только с помощью Божией благодати. И если Бог не уврачует твои раны, то никто не уврачует - ни психолог военный, ни психиатр. Тем более не водка и не наркотики - это всё только усугубляет, загоняет проблему внутрь, и ты как котел, в котором давление увеличивается, а выпуска пара нет. Стакан, другой, третий - и вроде бы пошло расслабление… Какое там расслабление? Я сам был в этой ситуации, где-то месяца два у меня с этим были серьезные проблемы после контузии, сам не рад был. Потом как-то отпустило - после третьей командировки.

- А бывает такое, что ехать ну никак не хочется?

Да. В третью командировку страшно было ехать. Я себя в вертолет буквально заталкивал, пинками. У меня мысль была такая… вылет уже, расписки, всё, и офицер задает мне вопрос: «Святой отец, вы летите?» (Я им объяснял много раз, что у нас не принято обращаться к священнику «святой отец», а потом рукой махнул: пусть я буду святым отцом, ладно.) И вот тогда мысль мелькнула: скажу, что заболел, что-то мне плохо, то ли зуб, то ли воспалилось что. Соврать можно было, и в принципе нормально бы всё прошло, никто и не заметил бы. Но в какой-то момент мне стало вдруг ужасно стыдно. Подумал: ребята там ждут, наобещал с три короба, что вернусь, что буду с ними до конца. И вот буквально силком себя заставил: плохо мне, но полечу. И вот с тех пор езжу, и езжу, и езжу…

- Сколько у вас было командировок?

Больше двадцати.

- И еще будете ездить?

Ну, пока жив, пока здоровье позволяет, буду.

«Радость я испытываю постоянно!»

- А какие-нибудь яркие положительные впечатления у вас остались от этих поездок?

Яркие впечатления? Крещение Господне в Урус-Мартане!

Конечно! Крещение Господне в Урус-Мартане, когда устроил я купание и себе, и личному составу. Холодно было. Стояла группа офицеров управления дивизией, командир дивизии, генерал… Я воду освящаю, снимаю китель - и на себя ведро воды выливаю. Они: «Ох! Силен батя!» Я говорю, мол, сейчас вас тоже укреплю - и давай поливать… (Смеется.) Ко мне потом ребята подходили, говорили: «Слушай, мы думали, заболеем после этого - никто не заболел». Я потом был в санчасти дивизионной, врач сказал, что не было ни одного обращения, хотя они специально прошлись, спрашивали жалобы на здоровье. Наоборот, сказал, и те, кто болел, выздоровели.

- Как близкие относятся к вашим командировкам?

Поначалу всё было бурно, со слезами, с выяснением отношений. Потом стало как рутина, обыденно. Жена научилась внешне не показывать, никак не проявлять своей тревоги, хотя я приезжаю домой - лампада горит, молитвослов, видно, что терзают, пока меня нет. Молятся и ждут!

С телефонными звонками сейчас проще, а были времена, когда вообще никакой связи не было. Только спутниковый телефон у командира подразделения, и то лимитированный. Но вы же знаете женщин. Я ей говорю: «У меня тридцать секунд! Только самое главное!» А она мне начинает все новости выкладывать. Командир: «Отец Андрей! Ты меня уже на пять тыщ выставил!» Я говорю: «Всё, отбой», а она: «Подожди-подожди!..» Командир смеется: ладно, пусть говорит, что-нибудь придумаем…

- А есть моменты, за которые вы испытываете если не гордость, то радость?

Радость я испытываю постоянно! Дело в том, что уже есть и ученики мои, которые учились когда-то в духовном училище, а сейчас достигли каких-то высот, и встречи у нас бывают. И радость от того, что человек помнит, как я крестил и венчал, какие слова говорил. Радость от того, что жизнь жительствует, от того, что каждый год мы, как говорится, «радостью друг друга обымем» и произносим самые замечательные слова: «Христос воскресе!» Радость от того, что Господь с нами. Бывают, конечно, и моменты, когда от бессилия просто опускаются руки. Когда ты видишь, что потерпел поражение на этом поле брани. И сам оказался не на высоте, и человека какого-то подвел или не спас от беды. Но потом вспоминаешь: «сила Божия в немощи совершается». И опять благодать врачует, вразумляет и наставляет. Поэтому можно проиграть сражение, битву, но надо стремиться к тому, чтобы выиграть войну.

Нередко человек ввязывается в конфликты и не всегда он выходит из них победителем. Но что считать победой? В некоторых ситуациях, поражение вовсе не так однозначно, как кажется.

Я считаю, что некоторые победы возможны только с поражением. Проигранная "война" заставляет задуматься о ее причинах, а значит, что смерть некоторого героя привлекает внимание общества к той проблеме, которую он пытался донести до всех. В итоге, герой услышан, а его убеждения признаны. Я думаю, что это и есть настоящая победа.

Желтков, герой произведения И.А.Бунина "Гранатовый браслет", уже много лет влюблен в главную героиню, Веру. Его письма досаждают мужу Веры и он наконец решается пойти к Желткову. Сначала Желтков растерян и испуган своим разоблачением, но как только брат Веры начинает угрожать ему полицией, Желтков понимает, что в сущности, ни полиция, ни брат, и никто-либо другой не может заставить его разлюбить.

Вера просит его "Закончит скорее эту историю" и он решается уйти из жизни, чтобы не досаждать Вере своей любовью. Желтков говорит ей, что уедет и пишет прощальное письмо. Вера узнает о смерти Желткова из газеты и читает последнее письмо своего "Пе Пе Же". Теперь, Вера задумалась, на сколько искренним было чувство Желткова к ней.

Итак, на примере образа Желткова, мы убедились, что "проигрыш" героя может заставить задуматься нас о проблеме, им поставленной, а значит такое поражение есть победа.

Обновлено: 2017-05-10

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

В последнюю неделю события на политической арене Даугавпилса меняются день ото дня. Ситуация не оставляет равнодушной как самих политиков, так и простых жителей города, чья судьба зависит от власти в городе.

Оценивают сейчас обстановку в Даугавпилсе и столичные аналитики, и политологи, и эксперты. Однако, наибольший интерес вызывает мнение людей, которые оказались в гуще событий, наблюдают за ситуацией изнутри и являются её участниками.

Именно поэтому с просьбой дать свою оценку политическим событиям в городе редакция портала Nasha.lv обратилась к депутату Даугавпилсской думы от партии «Согласие», оценщику недвижимости компании «Latio» Михаилу Лавренову .

- Михаил, каково Ваше мнение о сложившейся ситуации?

Всем понятно, что произошло в думе и хорошо, что это случилось раньше, чем позже. Город сегодня погрузился в небывалый доселе политический кризис, депрессию и не только потому, что городом фактически управляет партия, которая набрала наименьшее количество голосов, но и в большей степени потому, что обе партии, создавшие нынешнюю коалицию, будем говорить открыто, предали своих избирателей. Выйдете на улицы, поговорите с людьми в магазинах, на предприятиях, в транспорте - буквально все подавлены, опустошены, обмануты. И ни для кого не секрет, что большая часть избирателей тех двух партий, будь сегодня выборы, проголосовали бы за нас. В то же время, огромное количество молодёжи - наших избирателей, тоже пребывают в смятении, ведь они так надеялись на перемены к лучшему, но видит Бог, не мы тому виной. Полагаю, что при существующем раскладе, ситуация в нынешней коалиции и в городе будет ухудшаться с каждым днём.

Что все-таки привело к расколу в Думе? Можно ли расценивать этот переворот как политический сговор Эйгима и Лачплесиса, или со стороны Элксниньша были все-таки допущены определенные ошибки?

Возможно, нам следовало более тесно общаться и активнее работать с теми тремя депутатами, из-за которых произошел распад коалиции — это можно расценивать как ошибку, но никаких других ошибок ни со стороны команды, ни со стороны Андрея Элксниньша в роли мэра я не видел. При этом, надо понимать, что все три члена «MŪSU PARTIJA», как ни парадоксально, имеют к ней довольно опосредованное отношение.

- В чем, на Ваш взгляд, истинная причина отставки Андрея Элксниньша , ведь никто до сегодняшнего дня не получил ответа от новой коалиции в чём выражалось недоверие мэру?

Причины объединения двух непримиримых врагов Эйгима и Лачплесиса лежат на поверхности. Каждый из них путем создания этого тандема решает свои личные вопросы и следует своим персональным интересам. Про других я говорить не буду, так как для этого у меня нет оснований. Со своей стороны, я никого не осуждаю, так как никогда не был ни в статусе, ни в положении бывшего вице-мэра и нынешних вице-мэров и не знаю, как я бы поступил на их месте.

- Как вы оцениваете работу Андрея Элксниньша и вашей команды?

Я видел много разных градоначальников, и могу сказать, что мэра уровня Андрея Элксниньша наш город, по всей видимости, ещё не заслужил. Чем-то мы, судя по всему, прогневили Бога. Настолько ответственного и компетентного практически во всех сферах человека, как Андрей Элксниньш в должности мэра Даугавпилса ещё не было и вряд ли когда-то будет, более того, таких людей я никогда ранее не встречал в своей жизни. Также сильны и профессиональны каждый в своём деле - Валерий, Марьяна и Анатолий. Неправда то, что пытаются внушить всем наши политические оппоненты, что Согласие во главе с Андреем ничего не сделало. Я видел как работали мэр и его заместители Валерий Кононов и Ливия Янковская — эта была работа с полной самоотдачей, по 14-15 часов в день. И даже несмотря на то, что у нас было всего два месяца, часть времени из которых мы перенимали дела и вникали в курс этих дел, то, фактически и за этот короткий период было сделано достаточно много полезного для города. Поэтому, мое мнение таково - наши политические партнёры, привыкшие к власти, просто-напросто испугались такой активности со стороны Андрея и всей нашей команды. Они побоялись, что на фоне такой открытой, прозрачной и продуктивной работы «Согласия» более никогда не смогут удерживать свой авторитет у жителей Даугавпилса.

- И всё-таки этот политический раунд вы проиграли...

Мы (команда «Согласия») в этой ситуации получили настолько мощную поддержку горожан, что абсолютно не считаем себя проигравшими. На фоне двух партий, которые предали своих избирателей, мы остались верны своим принципам и это сделало нас лишь сильнее. Иногда надо отступить и проиграть бой, чтобы выиграть войну. То, как мы «уходили», город запомнит на долгие годы. И знаете, мне недавно исполнилось сорок лет, на данном жизненном этапе для меня гораздо важнее жить в согласии со своей совестью, нежели получить какие-то материальные блага. Сейчас ко мне на улицах подходят незнакомые люди, выражают слова поддержки и благодарности. Мне, попросту, не стыдно ходить по родному городу. Поверьте, это для меня гораздо важнее, чем получать высокую зарплату, но бегать при этом через чёрный ход и опускать глаза.

У вас есть два месяца опыта работы в позиции, теперь вам придется работать в оппозиции. Как видите эту работу для себя?

Одна часть моей работы — это работа в трёх комиссиях (по налоговым льготам, по приватизации и отчуждению имущества и жилищная), где я могу применить весь свой многолетний опыт в практическом решении вопросов. Это работа по оценке недвижимости, по управлению, продаже и реализации имущества. Эта работа абсолютно не политическая, а чисто хозяйственная, что мне больше всего и нравится. Скорее всего, в этих комиссиях я и останусь работать. Более того, со мной там работают мои коллеги-оценщики - Янис Гирдюк и Янис Островский, также Алексей Николаев, так что мы понимаем друг друга с полуслова и работаем сообща. Кстати, такого профессионального состава приватизационной комиссии ранее никогда не было.
Вторая часть - это работа в комитетах Имущества, Жилищном и Хозяйственном, то есть в той сфере, где прекрасно разбираюсь и ориентируюсь. Добавлю, что я сам более месяца назад написал заявление с просьбой исключить меня из состава комитетов Финансового и Образования, чтобы сосредоточиться на работе в той сфере, где я более компетентен.

Находясь в оппозиции, будет ли у вас возможность реализовать пункты предвыборной программы «Согласия», с которой вы шли на выборы?

Я думаю, что переход в оппозицию существенно осложнит эту задачу, потому что все вопросы реализации предвыборной программы надо решать в контексте. Например, вопросы Жилищного комитета сложно решать отстраненно без представительства в Социальном комитете, и так далее. Нужно понимать, что всё в работе думы взаимосвязано. Тем не менее, я готов делиться своими знаниями и опытом на благо города и горожан.

Михаил, вы человек в политике абсолютно новый. До того как вы стали депутатом, вы представляли эту работу именно такой, как вы её увидели или было все-таки какое-то другое представление? Для вас ожидания совпали с реальностью?

Да, действительно, я новичок в политике. Хочу напомнить, что я вступил в партию и начал свою предвыборную компанию практически за месяц до выборов. Поскольку вся моя прежняя работа более 15 лет заключалась в работе с людьми и была связана с коммуникацией, ничего кардинально нового для меня в работе в Думе не было — это тоже такая же работа с людьми. Да, есть свои нюансы — например, в бизнесе не приняты такие грубые приемы как те, которые произошли в коалиции. Конечно, и в бизнесе бывает всякое, но, всё-таки, в политике методы решения вопросов зачастую запредельны для понимания. Тем не менее, я ничему сильно не удивляюсь и стараюсь относиться к этой ситуации спокойно. В конце-концов надо из всего извлекать положительные моменты. Для себя я вижу пользу в том, что смогу, наконец-то, больше времени уделять семье, детям и своим любимым занятиям - спорту, охоте, книгам. Кстати, в последнее время читаю литературу исключительно на латышском языке, чтобы совершенствовать свои знания. Сейчас перечитываю произведения Вилиса Лациса - Семья Зитаров, Сын рыбака, Бескрылые птицы, до этого читал Ремарка. Так что жизнь ни в коем случае не должна замыкаться на политике.

- Как оцениваете внутреннее настроение команды — боевой дух не пропал после этой ситуации?

Главное, что я хочу сказать — мы все профессионалы своего дела, и, на мой взгляд, настолько сильной команды у «Согласия» в Даугавпилсе еще не было. Поэтому мы не сдаемся, не падаем духом и эта ситуация для нас, по крайней мере в ближайшей перспективе, безусловно, выигрышная.